Кто же настоящие герои?
Изображая войну, Толстой следует принципам, которые выработал в пору "Севастопольских рассказов": он показывает не скачущих воинов и их полководцев, не парад, не блеск побед, а военные будни, рядовых солдат, их тяжелый повседневный труд. Он раскрывает внутренний мир обыкновенного человека, привлекающего своей душевной красотой. Писатель утверждает, что от воли и усилий массы таких вот простых, обыкновенных людей зависит исход исторических событий. Вспомним главы, посвящённые Шенграбенскому сражению. Перед нами пехотные полки, расстроенные под влиянием страшного слова "отрезали". "Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха". Но тут на выручку приходит скромный, независимый Тимохин. Не численное превосходство, не стратегические планы мудрых полководцев, а воодушевление ротного, увлёкшего за собой солдат, повлияло на ход сражения. "Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одной шпажной, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали".
Писатель показывает героизм человека, которого никто не считает героем, который и сам меньше всего думает о своём героизме. Но недаром Кутузов запомнил Тимохина и назвал его во время смотра в Барбанау "измайловским товарищем", "храбрым офицером". И, наверное, не в первый раз совершил истинно героический поступок скромный офицер. После этой сцены мы попадаем на батарею Тушина. Действуя по собственной инициативе, забытый начальством и оставшийся без прикрытия, Тушин со своими артиллеристами решает исход сражения, сам того не зная. В разгар боя и Тушин, и солдаты возбуждены, веселы, необыкновенно деятельны. Их чувства едины. "Солдаты… все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира". А он обращается с ними не как начальник, а как добрый друг. Своего любимого солдата он называет "дядей", любуется каждым его движением, к фейерверку обращается ласково: "голубчик", советуется с фельдфебелем Захарченко, к которому испытывает уважение. В каждом слове Тушина звучит простота и необыкновенная доброта. "Милая душа! Прощайте, голубчик", - говорит он Андрею. Толстой неоднократно подчёркивает, что в облике Тушина нет ничего военного и тем более воинственного. Вспомним, как отдают честь начальству он и Жернов. "Тушин, с его слабыми, робкими и неловкими движениями, делает это совсем не так, как салютуют военные". Жернов же салютует "бабно, не отнимая руки от фуражки". Но в бою Жернов струсил, а Тушин показал себя настоящим воином. Недаром в том фантастическом мире, который под влиянием крайнего напряжения душевных сил сложился в его голове, "сам он себе представлялся огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра". Внешне Тушин совсем иной, но такова сила его духа. Разные голоса, разные жизни, интересы, судьбы. Кончился бой и люди также, как и Тимохин, как и Тушин геройски сражавшиеся с врагом вернулись к военным будням.
Но вот от солдатских костров писатель ведёт нас в избу, где собрались генералы. Здесь разговоры другие. Все приписывают себе небывалые подвиги, подчеркивая свою роль в сражении. В глазах этих самодовольных людей жалко выглядит фигурка Тушина, - истинного героя дня. Героизм и трусость, простота и тщеславие противоречиво переплелись в помыслах и поступках участников сражения под Шенграбеном. Но мы не можем не видеть, что решающей силой в сражении явились единство и одушевление тысяч рядовых воинов, не думающих о славе и награде. И можно прийти к мысли, что на войне, как и вообще в истории человечества, деятельность людских масс, связанных единством чувств и стремлений определяет ход событий.
