Салтыков-Щедрин был выдающимся литературным дарованием в стане революционной демократии.
Свой талант сатирика он поставил на службу идеям этой политической партии. Поэтому многие его произведения в силу своей узко партийной тенденциозности утратили ныне своё значение, отошли в историю. Революционно-демократическая партийность Салтыкова-Щедрина проявилась и в том, что практически все его зрелые произведения переполнены революционно-демократической или народнической риторикой, уже совершенно неудобочитаемой сегодня. Собственно художественное соседствует с обязательными идеологическими нравоучениями, которые просто невозможно дочитать до конца. Таков его роман "Господа Головлёвы", яркая сатира на вымирающее дворянство, которое Салтыков-Щедрин, хотя и был по происхождению дворянином и помещиком, а в отставку вышел в генеральском чине, не любил и даже, можно сказать, ненавидел. Главный герой с характерным именем Иудушка - вместилище всевозможнейших пороков, творит одни злодейства, "умертвия" и не вызывает у автора, да и у нас, читателей, никакого сочувствия.
Сложнее обстоит дело со сказками Салтыкова-Щедрина. Они забавны, полны иронии и сарказма, создавались в расчёте на массового читателя. Но весь могучий арсенал сатирических приёмов Салтыкова-Щедрина поставлен в них на службу революционной агитации и пропаганде. Например, сказка "Либерал". Сейчас, когда фигура революционера получила в нашем общественном сознании новую оценку, для понимания этой сказки, кстати очень любимой В. И. Лениным, надо произвести операцию, уже осуждённую нынешними властителями дум. А именно: надо все авторские минусы поменять на плюсы, и получим вместо сатиры трагедию общества, страны, в которых либеральная традиция идеологии и политической практики абсолютно не привилась, несмотря на то, что Западная Европа и Америка процветают благодаря тому, что там утвердились именно либералы.
Не столь прямолинейна "История одного города", хотя вещь эта очень острая: в наше время известные деятели обязательно обвинили бы её в антипатриотизме и глумлении над национальными святынями. Это сатира на политику российского самодержавия XVIII-XIX веков, оформленная в виде пародии на научные и донаучные, т. е. летописные сочинения по отечественной истории. Она написана в период, когда после отмены крепостного права, в ходе либеральных реформ правительства Александра II интерес к истории отечества оживился, в частности, возникло много специальных исторических журналов. В них обильно публиковались исторические документы, действовали такие известные историки дореволюционного периода. Итак, жанр этой в своём роде уникальной в нашей литературе книги может быть определён как пародийно-сатирическая хроника.
Глава "От издателя" написана от лица автора, нашедшего "Глуповский Летописец". Смысл названия города Глупова и его расширительно-символическая трактовка Салтыковым-Щедриным, думаем, не требует пояснений. Глуповские градоначальники, смена которых и представляет из себя историю этого вымышленного города, - это русские цари, иносказательно изображённые с помощью "эзоповского языка", к которому вынужден был постоянно прибегать великий старик, чтобы спасти от цензуры свои грозные обличения и обвинения. Основа самодержавного строя формулируется Салтыковым-Щедриным в книге коротко и ясно: градоначальники секут обывателей, обыватели трепещут.
"Глуповский Летописец" охватывает период с 1731 по 1825 годы, в действительности за это время сменилось девять монархов, Россия прошла огромный путь исторического развития изменилась, но в Глупове меняются лишь градоначальники.
Глава "Обращение к читателю" - единственная от лица летописца-архивариуса, она стилизована под XVIII век, но фамилию летописцу автор дал гоголевскую, из "Ревизора", - Тряпичкин, что характеризует низкую культуру и необразованность глуповского историка, называющего "прославленными" Калигулу и Нерона.
"Опись градоначальникам" представляет собой краткий план-проспект последующих глав. Соотношение глуповской хронологии градоначальничеств и российской хронологии царствований очень сложно и нарочно, в "эзоповских" целях, запутано Салтыковым-Щедриным. "Распутать" его можно, поняв принципы соотнесения вымышленных персонажей с их историческими прототипами. Некоторые градоначальники имеют легко узнаваемых прототипов: Негодяев - это Павел I, Грустилов - Александр I, Беневоленский - М. М. Сперанский, Угрюм-Бурчеев - Аракчеев.
Другие образы - собирательные. В "Сказании о шести градоначальницах" трудно определить соответствие Ираиды Палеологовой, Клемантинки де Бурбон, Амалии Штокфиш, Анели Лядоховской, многочисленным царственным дамам реального российского XVIII века, да это и не требуется, ибо сатирический смысл столь гротескно искажённого Салтыковым-Щедриным века дворцовых переворотов понятен. Но чем ближе подбирается безжалостный и дерзкий обличитель к своему времени, когда его клиентами или пациентами становятся три последних монарха - Александр I, Николай I и царствовавший в то время Александр II - Освободитель, - тут требуется специальный комментарий, расшифровка щедринской тайнописи.
Например, Двоекутов имеет прототипом тоже Александра I, но осмеяние его сползания от первоначального либерализма к реакции последнего десятилетия - предмет нежелательно актуальный после каракозовского выстрела, поэтому историческая основа образа Двоекурова автором затемняется. К тому же его борьба с обывателями за употребление горчицы и лаврового листа намекает на "картофельные" бунты уже при Николае I. Бородавкин, воюющий за просвещение, - это тоже искореняющий крамолу Николай I. А вот Фердыщенко имеет прототипом царя -освободителя.
Важнейший художественный приём "Истории одного города" - обильное использование анахронизмов. Анахронизм - это нарушение хронологической точности ошибочным или намеренным, художественно умышленным отнесением событий или явлений одной эпохи к другой. Анахронизмов в книге Салтыкова-Щедрина так много, а родную историю мы знаем так поверхностно, что часто многие из них нами не замечаются, оказываются невнятными для нас. Глуповский архивариус, закончивший свою летопись 1825 годом, упоминает в ней современных Салтыкову-Щедрину историков. "Польская интрига" в "Сказании о шести градоначальницах", изображающем XVIII век, намекает и на польскую интервенцию Смутного времени и на только что подавленное восстание 1863 года. Пожары в правлении Фердыщенко возникли из знаменитых "нигилистических" пожаров в Петербурге в 1862 году. Общий смысл анахронизмов "Истории одного города" в том, что время в Глупове стоит, ничего не изменяется, т. е. истории, понимаемой как действительность в её последовательном развитии, у города нет. Поэтому ключевые для всей книги слова произносятся при явлении последнего градоначальника Перехват-Залихватского, прототипом которого является Николай I: "История перехватила течение своё". Действительно, так казалось многим современникам тридцатилетней тирании этого монарха. Но Салтыков-Щедрин расширяет смысл этой формулы: в его городе Глупове история вообще никогда не протекала.
